Эти генетические теории можно рассматривать как особый случай более обширной уловки; которая отрицает смысл моральных суждений на основе того, что в действительности мы не выбираем свои дейст­вия — что свободная воля — это иллюзия, несовместимая с физикой. Но на самом деле, как мы видели в главе 13, свободная воля совмес­тима с физикой и вполне естественно вписывается в описанную мной структуру реальности.

Утилитаризм был ранней попыткой объединить моральные объ­яснения с научным мировоззрением через «полезность». Здесь «полезность» отождествлялась с человеческим счастьем. Делать моральный выбор было равноценно вычислению, какое действие принесет больше счастья либо для одного человека (здесь теория становилась более не­определенной), либо для «самого большого» количества людей. Различ­ные версии этой теории заменили «удовольствие» или «предпочтение» на «счастье». Если рассматривать утилитаризм как отречение от ранних авторитарных систем морали, то он не является исключением. И в том смысле, что он просто защищает отказ от догмы и действие в соответ­ствии с «предпочитаемой» теорией, которая выжила после рациональ­ной критики, все люди — утилитаристы. Но как попытка решить об­суждаемую здесь проблему, проблему объяснения смысла моральных суждений, он тоже содержит роковую ошибку: мы выбираем свои пред­почтения. В частности, мы изменяем свои предпочтения и даем это­му моральное объяснение. Такое объяснение нельзя перевести на язык утилитаризма. Существует ли основное, главное предпочтение, которое контролирует изменения наших предпочтений? Если бы такое предпо­чтение существовало, то его невозможно было бы изменить, и утилита­ризм деградировал бы, превратившись в генетическую теорию морали, описанную выше.

Как же тогда моральные ценности относятся к конкретному на­учному мировоззрению, которое я защищаю в этой книге? Я могу, по крайней мере, утверждать, что нет фундаментального препятствия то­му, чтобы сформулировать это отношение. Проблема со всеми предыду­щими «научными мировоззрениями» заключалась в их иерархических объяснительных структурах. Точно так же, как невозможно, в рамках такой структуры, «доказать» истинность научных теорий, невозможно и доказать правильность образа действий (потому что, как тогда дока­зать правильность структуры в целом?). Как я уже сказал, каждая из четырех нитей имеет иерархическую объяснительную структуру, но структура реальности в целом выглядит иначе. Поэтому объяснение моральных ценностей как объективных качеств физических процессов не нужно приравнивать выведению их из чего-либо, даже в принципе. Так же, как с абстрактными математическими категориями, возмож­ность или невозможность понимания физической реальности без при­писывания реальности и таким ценностям, будет связана с вкладом, который они делают в объяснение.