То, что те же самые результаты наблюдений можно «экстраполи­ровать», чтобы дать два диаметрально противоположных предсказания в зависимости от принятого объяснения, причем ни одно из них не­возможно доказать, — не просто случайное ограничение, связанное со средой обитания фермера: это относится ко всем результатам наблю­дений, при любых обстоятельствах. Наблюдения не могут играть ни одну роль, которую им приписывает схема индуктивизма, даже в от­ношении простых предсказаний, не говоря уже о настоящих объясни­тельных теориях. Надо признаться, что индуктивизм основан на разум­ной теории роста знания (которое мы получаем из жизненного опыта), и исторически он ассоциировался с освобождением науки от догмы и тирании. Но если мы хотим понять истинную природу знания и его место в структуре реальности, мы должны признать, что индуктивизм абсолютно ложен. Ни одно научное объяснение, а в действительности, и ни одно успешное объяснение любого рода никогда не подходило под описание индуктивистов.

Какова же тогда картина научных рассуждении и открытий? Мы поняли, что индуктивизм и все остальные теории знания, направлен­ные на предсказания, основаны на неправильном представлении. Нам необходима теория знания, нацеленная на объяснение: теория о том, как появляются объяснения и как их доказывают; как, почему и когда нам следует позволить своему восприятию изменить наше мировоззрение. Как только у нас будет такая теория, отдельная теория предсказаний нам больше не понадобится. При наличии объяснения какого-то наблю­даемого явления метод получения предсказаний уже не является загад­кой. И если объяснение доказано, то любые предсказания, полученные из этого объяснения, тоже автоматически доказаны.

К счастью, общепринятую теорию научного познания, которая сво­ей современной формулировкой обязана главным образом философу Карлу Попперу (и которая является одной из моих четырех «основных нитей» объяснения структуры реальности), в этом смысле действитель­но можно считать объяснительной теорией. Она рассматривает науку как процесс решения задач. Индуктивизм рассматривает список наших прошлых наблюдений как некий скелет теории, считая, что вся нау­ка состоит в заполнении пробелов этой теории путем интерполяции и экстраполяции. Решение задач начинается с неадекватной теории — а не с понятийной «теории», состоящей из прошлых наблюдений. Оно начинается с наших лучших существующих теорий. Когда некоторые из этих теорий кажутся нам неадекватными и мы начинаем нуждаться в новых, это и составляет задачу. Таким образом, в противовес схеме индукции, показанной на рисунке 3.1, научное открытие не должно на­чинаться с результатов наблюдений. Но оно всегда начинается с зада­чи. Под «задачей» я понимаю не обязательно практическую трудную ситуацию или источник трудностей. Я имею в виду набор идей, ко­торый выглядит неадекватным и который стоит попытаться усовер­шенствовать. Существующее объяснение может показаться слишком многословным или слишком трудным; оно также может показаться из­лишне конкретным или нереально амбициозным. Может промелькнуть возможное объединение с другими идеями. Или объяснение, удовле­творительное в одной области, может оказаться несовместимым с та­ким же удовлетворительным объяснением из другой области. Или, мо­жет быть, были удивительные наблюдения, как-то: блуждающие пла­неты, — которые существующие теории не могли ни предсказать, ни объяснить.